Цифровая экономика: цели и средства

• Термин Цифровая экономика
• Акценты
• Инфраструктура
• Сайты и хостинги
• SSL и криптозащита
• Популяризация
• Демонополизация
• Bigdata
• Blockchain
• Элементная база
• Заключение

28 июля 2017 года Правительством выпущена программа «Цифровая экономика РФ»^[1]. В публичном информационном поле все чаще слышны резонансные заявления то про Bigdata, то про криптовалюты, то про кибербезопасность. Безусловно, сам по себе государственный приоритет в области развития цифровой экономики выглядит очень привлекательно и здраво. Нам стало интересно погрузиться в то, каким образом этот приоритет реализуется и какие перспективы открывает.

Я взял программу и неоднократно перечитал, стараясь не упустить сути за многословными абстракциями и вводными. И вот что хотелось бы сказать.

Термин Цифровая экономика

Необходимо оттолкнуться от понятного определения, невозможно предметно обсуждать нечто абстрактное. В программе Правительства РФ определение цифровой экономики собирательное и строится на двух базисах. Следуя букве документа, можно сказать, что цифровая экономика:

• Рассматривается в трех сегментах (то есть где она развивается):
  • сектор поставщиков и покупателей реальных товаров и услуг;
  • сектор разработчиков программного обеспечения и технологий;
  • инфраструктура в виде законодательной базы, системы подготовки кадров, каналов передачи и хранения данных всех видов.
• Включает следующие направления (то есть что конкретно развивается):
  • Bigdata;
  • Искусственный интеллект;

  • Blockchain;
  • Квантовые технологии;
  • Производственные технологии;
  • Промышленный интернет;
  • Робототехника;
  • Беспроводная связь;
  • Виртуальная реальность.

Следуя такой логике определения, сразу хочется добавить секцию «для кого» она развивается. Это придало бы термину большую однозначность.

Нельзя сказать, что данное определение абстрактно. Но оно размыто настолько, что эксперты предлагают множество трактовок и сам их предмет в пору считать отдельной философской дисциплиной. От цифровой экономики, как взаимодействия с виртуальным миром^[2] до цифрового моделирования и некого Интернета вещей^[3]. Ну и конечно не обошлось без цифровых денег в цифровой экономике в виде национальной криптовалюты.^[4]

Инновационное будущее рекрутинга

Тенденции развития информационных сервисов менеджера по найму персонала. Интеллектуальные системы в HR, разрабатываемые на основе предиктивной и предписывающей аналитики...

Подробнее...

Перечитал все это и в сухом остатке сложилась следующая критика к предложенному Правительством определению. Очень много и даже слишком в нем сказано о «цифровой» и практически ничего об «экономике». Каким образом согласно программе Правительства вся эта «цифра» должна встроиться в экономику? На мой взгляд предложенная программа на этот вопрос не отвечает. Хотя интересом государства по идее должно являться финансирование именно встраиваемых в общественную жизнь проектов, имеющих коммерческую основу и спрос как от физлиц, так и от компаний.

Если цепляться к словам, то стратегию Правительства стоило бы переименовать в программу «Тотальной цифровизации и экспорта инновационных технологий РФ». Такое название более четко соответствовало бы содержанию документа и более ясно обосновывало объемы требуемых под нее средств.^[5] Но оставим политикам и экспертам дискуссии на этот счет, вернемся на землю, к цифровой экономике.

Оставшись неудовлетворенным всеми предложенными определениями темы, я обратился к первой навскидку стране из тех, которые указаны в программе в качестве лидеров цифровой экономики – к Великобритании. И там сразу нашел ответ. Определение, принятое британским Правительством для учета объема цифровой экономики, звучит как: «все сотрудники, занятые в компаниях непосредственно цифрового сектора, а также сотрудники, обслуживающие информационные технологии в нецифровых компаниях».^[3]

Конечно, встает вопрос критериев отнесения специалистов к цифровому сектору. Например, считать ли в объеме цифровой экономики водителей Яндекс.Такси или инженеров, проектирующих помещения под объекты связи. Но по большому счету, это не важно. Наиболее интересен в таком определении не абсолютный объем показателя, а его динамика, отслеживаемая от года к году в неизменной системе координат. Очень много сильных сторон у такого подхода:

• показатель может быть измерен как в доле работающего населения, так и в абсолютных деньгах;
• отражает именно «цифровую» и именно «экономику», отлично встраиваясь в систему макроэкономических показателей;
• коррелирует с динамикой спроса как на цифровые технологии, так и на кадры;
• при все своей лаконичности, кардинально меняет взгляд на то, что и где необходимо развивать, чтобы значение показателя прирастало от года к году.

От такого определения и оттолкнемся в рассуждениях.

Акценты

Если взять текст российской программы в объеме, то много внимания она уделяет:

• развитию сетей связи и инфраструктуры;
• информационной безопасности и защите от киберугроз;
• финансированию крупных проектов и взаимодействию в рамках ЕАЭС;
• правовому регулированию цифровой экономики и национального сегмента Интернет;
• развитию молодых кадров и подготовке граждан к условиям цифровой экономики (в основном – профилям их компетенций и аттестации).

Смею предположить, это то, что наиболее понятно авторам документа. Под эти области сформированы планы с вехами и показателями успешности.

Вместе с тем, утвержденные критерии не отражают качественного развития экономики. Кроме того, согласно такому подходу, мы продолжаем искусственно развивать то, что и так неплохо развито. О смене акцентов в тактике достижения в общем-то привлекательных целевых показателей поговорим далее.

Инфраструктура

Вопросы инфраструктуры операторы связи и провайдеры способны решить самостоятельно, на уровне своей коммерческой потребности. Возникнет спрос на выделение новых мощностей – они сами построят новые Центры обработки данных (ЦОД) и расширят каналы. Думаю, совершенно излишне пытаться контролировать или стимулировать этот процесс со стороны именно Правительства.

С огромным вниманием к инфраструктуре программы развития идут с середины 2000-х, и на текущий момент она уже развита в России на достаточно высоком уровне, чтобы не являться государственной проблемой.^[7] [8]

Сайты и хостинги

Сайты сегодня – массовое явление как в социальной, так и в бизнес среде. А значит – это простая основа для выработки качественных критериев оценки цифровой экономики (по крайней мере, одна из).

Наверное, у каждой компании есть сайт: с маленьким или большим объемом трафика; обрабатывающий те или иные сценарии работы пользователей. Где эти сайты находятся, на чью инфраструктуру и сервис они формируют спрос?

В Германии и США на 2014 год размещалось более трети российских сайтов.^[9] Учитывая, что на 2017 год эти страны контролируют более 57% мирового рынка хостинга, где доля России составляет около 1,5%^[10], не думаю, что положение кардинально изменилось к текущему моменту.

Рис. 1. Структура мирового рынка хостинга по данным HostAdvice.

При этом, если доверять архивам аналогичных рейтингов, за пять лет Россия потеряла свои позиции, сократив долю с уровня 3% и пропустив вперед Южную Корею, Нидерланды и Канаду.^[11]

На этом фоне очень радует присутствие параметра «доля России на глобальном рынке хранения и обработки данных» в стратегии Правительства. По плану она будет прирастать в среднем не менее, чем на один процент в год, к 2022 году составит 7% (как сегодня у Китая), а к 2024 – 10%.

Но пути достижения таких целей в программе совершенно не прослеживаются. Коррелирует данный показатель только с подробной программой наращивания все той же инфраструктуры и ростом потребления услуг хранения данных самим государством. И более релевантным для оценки фактической динамики здесь будет являться показатель типа: «количество зарубежных компаний, размещающих свои активные сайты у российских провайдеров». Его значение для достижения целевой 10%-доли должно составить уже к 2020 году примерно такой же объем, как половина всего российского сегмента (при условии, что последний целиком размещается только на национальных серверах). Это в свою очередь отличный параметр и для замера уровня экспорта цифровых услуг, а также однозначной квалификации лидирующих российских хостингов и ЦОД, как работающих на глобальном рынке.

Конечно, такая оценка может показаться упрощенной, поскольку сайт сайту рознь. Но все же абсолютный объем «мощности российских ЦОД в количестве тысяч стойко-мест» куда менее слабый показатель измерения экономики в составе «цифровой». В связи с глобальным развитием технологий не известно, сколько вообще через шесть лет потребуется этих стойко-мест для обработки общемирового объема данных: в три раза больше чем сейчас, или наоборот, в три раза меньше.

Качество самих сайтов и их востребованность у пользователей также является безусловным показателем уровня развития цифровой отрасли. Он объединяет в себе огромное количество специальностей, задействованных в разработке и ежедневном обслуживании интернет-ресурсов. И его можно мерить, например, «количеством сайтов российских компаний, стабильно входящих в первый миллион по статистике Alexa». И может хватит, наконец, интерпретировать размеры цифровой экономики России через количество смартфонов у населения страны?^[12] Ведь очевидно же, что сегодня этот показатель отражает уровень развития совсем не наших компаний.

SSL и криптозащита

SSL-сертификат – это цифровая подпись сайта, позволяющая обмениваться с ним информацией по криптографическому (шифрованному) протоколу. Не нашел в паблике иных источников шума о «снятии сертификатозависимости» на государственном уровне, кроме как идеи о том, что западный сертифицирующий орган вдруг отзовет SSL-сертификат, выданный домену правительственного сайта.^[13] Но внимание этому вопросу в нашей цифровой стратегии уделено не шуточное. В частности, к 2020 году должна появиться административная ответственность должностных лиц за неиспользование сертифицированных криптографических алгоритмов. А к 2021 году, по версии программы, более половины участников взаимодействия в цифровой экономике будут использовать отечественные сертификаты.

Интересно, но никто не отрицает тот факт, что при использовании имеющихся на рынке западных SSL-сертификатов, риск дешифровки данных третьей стороной исключен. Угрозой считается именно внезапный отзыв сертификата. Думаю, это сильно раздутый и преувеличенный риск.

Во-первых, рынок SSL достаточно диверсифицирован. Это как минимум пять компаний, контролируемых далеко не только США. Даже если сертификат внезапно отзовет выдавшая его частная американская компания, что само по себе маловероятно, то для непрерывной безопасности соединения можно держать в запасе альтернативные сертификаты. Опытный сетевой администратор найдет массу способов обеспечить шифрованное соединение на «пострадавшем» государственном ресурсе и реализует их, ну, минут за тридцать. Во-вторых, степень угрозы – это приостановка шифрования при передаче некоторых данных (далеко не все из которых обязательно шифровать) при обращении к сайтам новых посетителей. То есть, это не потеря данных, не взлом или использование в недружественных целях уже накопленных данных (то есть не извержение вулкана). В конце концов, в настолько экстренной ситуации можно в принципе изменить модель потребления госуслуг через Интернет.

При этом, безусловно, идея создания российского криптографического сертификата волнующая и мотивирующая. Но дело ли это государства? Конкурентоспособность сертификата основывается далеко не только на том, встроят или нет его ведущие браузеры. А в первую очередь на стоимости, надежности, скорости работы, количестве включенных опций, быстроте выдачи наконец. Конечно, наличие собственного массово распространенного сертификата, а тем более – его коммерческий экспорт, были бы показателями роста цифровой экономики. Но есть ли в действительности факторы, требующие вывода этого частного вопроса на государственный уровень, планирования регулятивных мер и заявлений про «сертификатозависимость»?

Другой вопрос, что конечно, правильно будет государственным сайтам использовать российские криптографические средства, когда они появятся. И это, наверное, был бы единственный верный способ государственного участия в этой теме.

Популяризация

Конечно, все относительно. Но я не думаю, что в российских ВУЗах и школах есть проблема с воспитанием математиков и программистов. Пока детям доступны современные компьютеры и источники информации о развитии технологий, наша страна будет являться кузницей кадров в ИТ-сфере. На своих стартапах мне доводилось работать с совершенно гениальными и увлеченными разработчиками. Они брались откуда-то в начале 2000-х и берутся сейчас в не меньшем количестве. Другое дело, как складываются их карьеры и будущее, где они находят пристанище и самореализацию в дальнейшем.

Все это я к тому, что они прекрасно сами себе сформируют критерии профессиональной оценки и программы развития. Уровень информатизации в школах у нас тоже достаточно высокий в сравнении с весом других проблем. Конечно, я не считаю, что этим совсем не стоит заниматься. Но достоин ли сегодня данный аспект внимания инновационной шестилетней программы Правительства под таким углом? Думаю, что нет.

Посмотрим на проблему с другой стороны. Для развития молодых кадров нужны прикладные задачи и практические реальные бизнес-кейсы. А спрос на них формирует бизнес-среда. Соответственно, обучать и воспитывать с позиции государства более правильно было бы менеджмент – управленческое звено разных уровней.

Кто сталкивался с предпринимательством, знает: все что навязано сверху или не ясно каким образом принесет прибыль, является для бизнесмена затратой, а не возможностью. Вместе с тем малые и средние предприятия с сильным присутствием в Интернете в среднем растут в два раза быстрее чем те, у кого это присутствие при прочих равных минимально. Они в два раза больше экспортируют товаров и услуг и создают в два раза больше рабочих мест.^[14] «Британские ученые доказали, ну и молодцы...». Но кто бы объяснил массово это нашему действующему бизнесу? Далеко не школьникам, студентам и даже не повышающим свой уровень цифровых компетенций исполняющим работникам.

И вот здесь могла бы быть ключевой созидательная роль именно государства со всей его мощью и возможностями. Было бы здорово в дорожной карте программы Правительства вместо «Создано облачное решение, поддерживающее пилотный проект, реализующий персональный образовательный маршрут обучающихся» увидеть нечто типа «Создан цикл программ на ведущих федеральных каналах в прайм-тайм, которые освещают конкретные кейсы повышения производительности труда с использованием простых ИТ-решений и новых технологий». Я уверен, что подавляющее большинство целевой аудитории такой телевизионной программы в принципе не знает, «как бывает».

Сколько среднего менеджмента и малых предпринимателей после таких программ придет на следующий день на работу и сядет искать в Интернете подобные сервисы для себя? Какой рост спроса для ИТ-стартапов это сформирует? Какой, наконец, даст прирост показателю цифровой экономики в принятом для нее здесь определении?

Ясно, что такой подход кардинально изменил бы и программу работы государственных органов, контролирующих развитие цифровой экономики. Он предполагает совершенно иной план конкретных вех и критериев оценки на ближайшие шесть лет. И раз уж выделяются деньги,^[5] то может быть стоит их тратить не в лоб финансируя «не менее 30 проектов объемом не менее 100 млн. рублей»? Другими словами, вкладывать государственные деньги не в формирование предложения, которое не известно получит ли коммерческую успешность, а финансировать формирование спроса.

Авторы же программы Правительства считают важнейшей задачей системы управления цифровой экономикой поддержку стартапов и субъектов предпринимательства в области разработки и внедрения цифровых технологий. Это хороший, но далеко не главный фокус.

Непосредственное финансирование образовательных программ – это ведь тоже во многом формирование предложения, а не спроса. В данном случае, предложения в кадрах. И если не будет спроса, то велика вероятность, что в конечном счете эти вложения будут сделаны в западные цифровые экономики, а не в нашу.

Демонополизация

В продолжение вопроса о воспитании и пристанище молодых кадров. Ясно, что Яндекс и 1С сформировались в конкурентной борьбе. Но вот зачем Сбербанку 11 000 ИТ-специалистов?^[15] Сейчас у нас дорога более менее проявившему себя молодому разработчику либо за границу, либо в Сбербанк-Технологии. Тем, кто ориентируется в уровне зарплат, не сложно прикинуть бюджет этой фактически государственной организации. Какие инновации и проекты в ней зреют – не знаю, публичных прорывных продуктов пока не припомню. Но если исключить наших национальных интернет-гигантов, то эта компания составляет подавляющую часть всего рынка ИТ-специалистов. Каким образом интенсивное наращивание этой структуры со стороны государства способствует целям того же государства получить к 2024 году не менее 500 коммерчески успешных ИТ-компаний? Какова сейчас управляемость этой структуры?

Допускаю, что в этом кроется какая-то стратегия. Например, искусственное удержание кадров или что-то, о чем широкому пользователю пока достоверно не известно. В частности, появляются анонсы крупных проектов в области Bigdata и Blockchain в недрах Сбертеха. Но даже стабильные зарплаты не способствуют по моим наблюдениям тому, чтобы избежать оттока наиболее талантливых и из этой структуры. И причина его – это уже затронутые выше вопросы самореализации и наличия реального бизнес-спроса на производимые цифровые сервисы.

Bigdata

Это первый из перечня инновационных приоритетов, вошедший в понятие цифровой экономики по версии Правительства. Рассмотрим, что здесь может развить государство.

Не знаю, что за технологии в области Bigdata еще не придуманы. Назвать ее инновационной можно с большой натяжкой. Bigdata появляется там, где есть большая выборка исходных данных. На их основе можно строить анализ и прогнозирование явлений на макроуровне, изучать социальные поведенческие модели, а также выявлять тренды в статистических данных научных экспериментов.

Основной проблемой в области Bigdata как для коммерческих, так и для государственных проектов, является исходная постановка задачи по применению в конечном счете этих данных. Как интерпретировать и использовать накопленные массивы информации, чтобы извлекать из них выгоду и окупать затраты на вычисления и анализ? Именно по этой причине зачастую в публичных высказываниях про Bigdata кроме самого термина и абстрактных обсуждений ничего не следует. Это, к сожалению, справедливо и для программы Правительства.

Экспертом в Bigdata сегодня является не тот, кто знает последние тренды в алгоритмах анализа или может оценить скорость будущих вычислений, а тот, кто может создать долгосрочную и обоснованную финансовую модель на основе применения этой технологии.

Обладателями данных для Bigdata объективно являются социальные сети, крупные банки, операторы связи, федеральные ритэйлеры. Они используют и довольно успешно большие данные для своих коммерческих целей, кто-то в небольших кейсах, а кто-то в более масштабных и стратегических.^[16]

В паблик же выходят проекты по Bigdata, сосредоточенные вокруг профилирования пользователей Интернет и построения алгоритмов наилучшего таргетирования рекламы. То есть проще сказать – пристройки к поисковым системам, нацеленные на повышение эффективности продаж товаров своих клиентов. В основном они могут быть успешны финансово только в краткосрочной перспективе и являются в большей степени инструментами привлечения инвестиционных средств, чем проектами, которые вносят структурный вклад в экономику.

Как в это встроиться государству? Кроме плана стандартизации больших данных и достижения инструментального контроля использования больших данных к 2020 году ничего на эту тему в программе Правительства я не нашел. Заявленная идея стандартизации кажется утопической на отрезке в шесть лет, поскольку даже топологии построения баз данных в своем технологическом развитии меняются чаще, не говоря уже о подходах к анализу. И это нормально, если каждый следующий проект в области Bigdata реализуется на как раз более новых подходах и технологиях, чем предыдущий. Или же речь идет о стандартизации использования больших данных во внутренних проектах крупных коммерческих компаний? Этого тоже не могу себе представить.

Вместе с тем, государство имеет огромный ресурс больших данных самого разного плана. Начиная от госархивов, продолжая статистикой по транзакциям в госреестрах и заканчивая данными о товарах и услугах на уровне налоговой инспекции. И почему бы на шесть лет (а ведь это огромный отрезок времени в инновационной сфере) не запланировать 5-6 конкретных проектов по агрегированию и предоставлению в свободной пользование рынку интерфейсов (API) на основе этих данных, дав частному сектору свободу в идеях по их интерпретации и применению? Что мешает расписать реализацию таких проектов в виде планов в программе Правительства?

Такой подход создаст конкретные платформы, способствующие развитию как ИТ-стартапов, так и нецифрового сектора. Допустим, можно ли полезно использовать данные о количестве диагнозов причин сыпи у грудничков по данным поликлиник, например, уральского региона? Порядка пяти идей при наличии такого публичного API возникает сразу, включая «Cпасибо!» от сидящих в Интернет мамочек всей страны. Или, будет ли иметь положительный эффект для экономики запуск национальной платформы моделирования данных на основе функции, введенной аспирантом, например, биолого-химического факультета Ставропольского Университета? (такие сервисы есть, но не знаю, на сколько они доступны всем студентам)

В качестве резюме. Уверен, что правильно было бы выделить конкретный ряд инициатив в области Bigdata в сферах образования, метеорологии, демографии, здравоохранения, фискализации. И если бы потенциал таких проектов оставался не на уровне внутреннего использования государством, а воплощался в широко распространенные публичные инструменты, это стало бы мощнейшим драйвером развития цифровой экономики. При этом естественное наращивание национальной инфраструктуры стало бы малозаметным статистическим следствием на уровне государственной стратегии, а не задачей для планирования.

Blockchain

Криптовалюта Биткоин, построенная на технологии Blockchain, уже изобретена и даже эмитирована. Каков смысл развития национальной крипотвалюты, и чем она будет интереснее для меня, как для обывателя, по сравнению с традиционными электронными платежными системами? Пока, я так понимаю, ничем кроме того, что создаст неудобства и зависимость от цифрового носителя.

Другое дело, использовать Blockchain не в контексте денежных номиналов, а в области ведения государственных реестров. Эксперименты с блочными цепями в государственном секторе ускоряются во всем мире.^[17] Именно на таком пути стоят США в области здравоохранения ^[18] и целого ряда других отраслей, Швеция в области регистрации прав собственности, Великобритания в области обеспечения пенсионными пособиями^[19].

Рис. 2. Направления для внедрения Blockchain в мире.^[17]

В таких проектах у государства риски на порядок меньше, чем при создании криптовалют. Вместе с тем от них гораздо выше социальный эффект и вклад как в цифровую, так и в просто экономику. Так, например, посчитано, что внедрение Blockcahain в сфере регистрации прав собственности только в США сэкономило бы от 2 до 4 млрд. долларов в год.^[17] При этом экономия сопровождается ускорением операций, а значит – развитием коммерческого сектора.

Важнейшим значением внедрения Blockсhain на уровне государства является развитие экосистемы для появления нечто совсем нового и сейчас еще неизвестного. Ведь считается, что Blockchain, имея американские и японские корни, является комулятивным результатом исследований в области криптографии и решения задач, сформулированных микроэкономикой. То есть драйверами его появления стали области, не связанные непосредственно с валютами и глобальным денежным обращением. И наличие самой такой предметной проблематики в государстве как раз создает среду для новых прорывов, является тем самым заделом, который Правительство каким-то мифическим образом собирается создавать по плану.

Где будут все упомянутые выше государства в области развития цифровых технологий, когда мы в ближайшую шестилетку выпустим свою криптовалюту? Если бы в нашей программе развития вместо задачи создания аналога Google Earth присутствовали два-три федеральных проекта на базе распределенных реестров, то приоритеты финансирования и подходы к контролю со стороны Правительства кардинально поменялись бы.

Тот факт, что в течение осени 2017 года появился ряд окологосударственных анонсов о проектах на базе Blockchain безусловно радует.^[20] Но пока они не выглядят сопряженными с правительственной программой. Или, к вопросу популяризации, нам просто не хватает информации.

Элементная база

Другие из заявленных в программе приоритетов требуют серьезного развития элементной базы. Например, на фоне очередной эволюции технологий связи, почему не задаться целью построить национальную сеть 5G строго на российском оборудовании?^[21] Что там такого недосягаемого для нашего ВПК^[22], чтобы целенаправленно не запустить производство отечественных аналогов? Шесть лет, на которые рассчитана программа – это огромный срок для таких проектов. И вместо проведения оценки возможностей отечественной промышленности по производству телекоммуникационного оборудования думаю правильнее фокусироваться в планах именно на развитии таких производств. В 2011 году уже проводили оценку возможностей строительства сетей 4G на отечественном оборудовании и в итоге все построили на китайском. Прошло семь лет, и мы снова планируем провести оценку.

Развертывание сетей связи на импортном оборудовании, если такое случится, скорее приведет сегодня к сокращению цифровой экономики, нежели к ее росту. С точки зрения фокуса именно на производстве, возможно, стоит подойти и к таким приоритетам, как робототехника и программное управление промышленным оборудованием. В управлении программой Правительства важно также отделить развитие производств от ИТ-сферы, выделить их из общего абстрактного «цифрового» котла и сосредоточиться на конкретных проектах, при этом не обязательно сложных и супер инновационных.

Заключение

Государство озадачено цифровой экономикой и вкладывает ресурсы в ее развитие. Будет здорово, если многое из заявленного к 2024 году осуществится, в частности на рынке заработает не менее 500 конкурентоспособных национальных компаний в сфере ИТ. Хотя и выглядят сейчас наши планы достаточно маргинально относительно целей.

Обозначение в качестве приоритетов программы Правительства сложных, трудно осязаемых для многих инвесторов околонаучных проектов делает программу во многом оторванной от жизни. В то время как программы конкретных действий строятся вокруг совершенно периферийных вопросов.

Хотелось бы добавить в нашу цифровую экономику побольше «экономики». И чтобы результаты реализации такой долгосрочной программы были менее размыты в их оценке, чем исходное целеполагание.